Эдо, XXIX век. Зарисовки.

СОДЕРЖИТ ГОМОЭРОТИЧЕСКИЕ СЦЕНЫ И ПЛОХО КОНЧАЕТСЯ! Думайте сами, надо ли вам это читать. Авторы не несут ответственности за моральный ущерб, который Вы можете получить в результате чтения этого текста.

Бентен: ВНИМАНИЕ! Описанных здесь событий не происходило в Эдо. Это автофанфик, ребята, учтите! В рамках истории мы считаем, что это сочинено одной моей поклонницей, и является не более чем бредом и ее фантазией... А на самом деле это была просто моя попытка выплеснуть давний ночной кошмар. Я его выплеснул, теперь ваша очередь переживать :)

Зеленоватые стены.

Стол с коммом.

Каждая трещинка, каждое цветное пятно знакомы до отвращения, до тошноты, до истерики. Пятнадцать квадратных метров личного ада.

Кто сказал, что ад – это когда терзают, бьют, издеваются, ни на секунду не оставляя в покое?

Ад – это тишина… это четыре стены неизменности бытия, и ты точно знаешь, что так будет всегда.

Первые месяцы Бентен пытался занимать себя физическими упражнениями, но быстро выяснил, что получает какой-то препарат для резкого снижения тонуса – слабость и одышка уже после нескольких минут нагрузки были неизбежны. В один прекрасный день он просто грохнулся, не сумев завершить сальто, чуть не сломал себе шею и долго носил корсет, поддерживая ушибленную спину. Больше попыток не было. С этого дня охранники окончательно перестали его бояться, даже медик при регулярных осмотрах больше не требовал близкого присутствия одного из бойцов. Впрочем, отметка о «повышенной осторожности в обращении – очень опасен» все еще красовалась в его личном деле, поэтому в дверях медицинского бокса всегда торчал обмундированный парень, прокручивая в пальцах парализатор и с любопытством разглядывая заключенного.

Комм (да, «доступ к информации не может быть ограничен») был подключен в локальную сеть, можно было читать новости или смотреть фильмы, но от недосягаемости этого мира живых и свободных людей на душе становилось еще омерзительней.

- Ральф, он не должен дожить до конца года. Сейчас я еще могу заменить результаты генетического анализа, но из архивов СБ я не достану их никогда.

Ральф Соверейн остался невозмутим, но склизкая лапа страха, сжавшая его внутренности, расслабляться не торопилась. Будучи старшим медиком тюремной команды, он знал многое из тех вещей, о которых не докладывали в Комиссию по правам человека. Тихое исчезновение из списка живых одного из заключенных тоже не являлось для него новинкой, и кредиты на свой левый счет от заинтересованных лиц он получал за это без малейших угрызений совести. В конце концов, он хорошо был осведомлен о том, что невиновные или мелкие сошки не попадают в "Консервную банку дьявола", а огромные средства на их содержание в надежном удалении от законопослушных граждан могут расходоваться и более рационально.

Но сейчас, сейчас…

Ирсет Торсен боялся сам. И этот страх передавался Соверейну. У них обоих не было сомнения в том, что та сила, которая сейчас была нацелена на уничтожение заключенного 12891-Z-А, с легкость перемелет и любого воспротивившегося ей. А может быть, и подчинившегося, если этого потребуют соображения секретности.

- Но все должно быть идеально, Ральф. Идеально. Не просто безупречно, но безупречно для ищеек СБ, если они вздумают докапываться до истины.

- Ты противоречишь сам себе, - огрызнулся медик, - Он исчезнет именно потому, что СБ не знает и не должна узнать о нем. Так?

Торсен коротко кивнул. Соверейн глубоко вздохнул и отвернулся к комму, вызывая нужное досье.

- А… он кибер? Это упрощает задачу.

Медик не ответил, вчитываясь в подробности.

- Да. Увеличьте втрое ежедневную норму геворцина и заставьте его физически потрудиться. В идеале – разбудите какую-нибудь фобию. Результат гарантирован.

Ирсет с хрустом переломил световое перо.

- Фобию! Потрудиться! Как я заставлю его потрудиться, у него режим класса А, запрещено даже камеру покидать! И откуда мне, черт побери, знать…

Медик с досадой потер ладонями лицо.

- Хорошо… хорошо. Я запрошу подробные данные и достану примерный перечень возможных рычагов воздействия. Но это дорого будет тебе стоить, Торсен. И ты должен пообещать мне срочную командировку на время исполнения твоих планов.

- Наших планов, Ральф. Наших планов.

Четвертый месяц принес внезапную проблему в виде вернувшегося сексуального желания… Бентен никогда раньше не задумывался о частоте своих эротических контактов. Партнеров и возможностей всегда было в избытке, и последствия вынужденного воздержания были сюрпризом весьма неожиданным и неприятным.

Про постоянное наблюдение он знал. Это исключало всякую возможность заняться самоудовлетворением. Мысль об инфракрасном слежении отбивала охоту прикасаться к себе даже под одеялом. Зато положенный раз в три дня горячий душ внезапно стал источником дополнительного наслаждения, мучительно постыдного, но от которого невозможно было отказаться. Поймав себя однажды на жадном внимании к первым набухающим каплям воды на пластиковых конусах, предвестникам будущих упругих струй, Бентен в ужасе выскочил из душевой кабинки, ненавидя себя за это свидетельство собственного падения и бездумно клянясь больше никогда не опускаться столько низко. Но уже через минуту, глядя на мыльные потоки, хлещущие из-за незадвинутого экрана, он с позором вернулся обратно, в блаженство душного пара, тепла и легальной возможности гладить собственное тело до полного изнеможения.

Сочетание опасности и скуки – безумный коктейль. Не каждый человек способен выдержать это многочасовое вынужденное безделье, в то время как от них требуется ежеминутная боевая готовность. Персонал тюрьмы подбирался из лучших бойцов, но по нелепой закономерности их сила и навыки оставались невостребованными. Основной упор в усмирении опасных клиентов этого заведения делался на химию и специальные механизмы. Охранники же оставались вспомогательным элементом и скучали, убивая время в развлечениях, не всегда легальных и разумных.

- Еще круг, а, Ройгер? – белобрысый весельчак Кайта подбросил в ладони тяжелые дайсы для аги-ате и с ухмылкой посмотрел на небольшую кучку выигранной за вечер мелочевки. Несерьезные, казалось бы, в обычной жизни вещи здесь, на значительном удалении от этой самой обычной жизни становились предметом особого внимания, обретали ценность и становились предметом торга, обмена и даже выступали в качестве ставки в играх. Для некоторых безделушек, особенно часто меняющих хозяев, была даже установлена определенная фиксированная стоимость, без споров принимаемая участниками в качестве денежного эквивалента.

Кайте в этот вечер везло просто неприлично, и он жаждал продолжить грести дары фортуны, пока счастье не отвернулось. В списке выигранных предметов числился свеженький, еще не надоевший всем голографический порнодиск, кружка-термос и два амулета, один из которых должен был приносить удачу в игре, а другой – подкреплять мужскую силу обладателя. Последний на территории тюрьмы был совершенно без надобности, но служил неизменным поводом для шуток, одинаково ехидных, когда амулет попадал к текущему владельцу порнодиска и когда эти два сокровища имели разных хозяев.

- Надоело, - Ройгер носком ботинка отшвырнул один из дайсов и потянулся всем своим огромным телом, чуть приседая и поводя плечами.

- "Нафиг звезды", - засмеялся кто-то у мониторов. Грохнул общий хохот. Не то чтобы ввернутое выражение, означавшее презрительный отказ от того, что не можешь получить, было таким уж остроумно употребленным, но сегодня команда была настроена весело. Хоть палец покажи - смеха не оберешься.

- А на "дыру", кэп? - осклабился Кайта.

- О-о! - одобрительные и удивленные возгласы быстро стихли. Повисла тишина.

"Дырой" называли пробел в непрерывном мониторинге помещений. Пользовались этим редко, для проворачивания особых развлечений, которыми не хотелось делиться с начальством. Во избежание. Не то чтобы начальство не знало, чем балуют себя озверевшие от скуки парни, но благоразумно спускало это на тормозах. Лучше закрыть глаза на кое-какие грехи, себе дешевле. Главное, чтобы криминальных записей не сохранялось.

Наиболее часто "дырами" пользовались для посещения четырех дам пригодного возраста и темперамента, которые не желали похоронить себя в тюрьме насовсем и склонялись брать от жизни все пригодное для счастья. Кое-кто из парней не брезговал и однополыми контактами, но с этим были особые проблемы. "Консервная банка" предназначалась для особо отличившихся экземпляров, среди которых симпатичных молодых мужчин, склонных делить постель с себе подобными, почему-то было крайне мало.

Кайта был спецом по организации "дыр", но для этого требовалось согласие капитана. Играть с Ройгером на "дыру" было занятно - оба зависели друг от друга.

- Ты посмотри, какая куколка! - Кайта подмигнул и ткнул пальцем в один из мониторов, на котором виднелась сгорбленная фигурка беловолосой, стриженной под мальчика красотки.

- Ты видел приговор этой куколки? - холодно осведомился Ройгер. От затеи Кайты за милю несло дурной провокацией.

- Если ты отказываешься воспользоваться выигрышем, можешь просто проиграть, - хмыкнул белобрысый, - Живи и дай жить другим, капитан.

Ройгер вывернул руку и ввел в наручник запрос на данные о заключенном. Результаты психологических тестов показывали относительную безопасность затеи, уровень агрессивности декларировался как весьма невысокий. А вот это уже совсем интересно… по каким-то показаниям, отменена гормонозаместительная терапия. Надо будет поинтересоваться у дока, что бы это значило. И зачем.

- Это мужчина. Ты в курсе?

Кайта хохотнул, подбрасывая дайсы.

- Мне без разницы. Тебе, вроде, тоже. Так?

Ройгер молча отобрал у него кубики.

Кратко лязгнул электронный замок, и дверь медленно отъехала в сторону, пропуская в небольшое помещение огромного охранника с капитанскими нашивками. Бентен давно не отслеживал ход времени, измеряя течение жизни равными промежутками между посещениями медика или – более часто – душевыми процедурами. Ни то ни другое не требовало присутствия капитана охранной команды, и юноше полагалось бы удивиться, но душевных сил даже на эту простейшую эмоцию почему-то не хватало. Капитан движением руки скомандовал двери закрыться и остановился возле стола, покачивая принесенным с собой бумажным пакетом.

- Ты, конечно, хочешь спросить, что мне надо.

Юноша посмотрел на него невыразительно и пусто. Медленно наклонил пушистую стриженную голову, что в равной степени могло быть принято за знак согласия и просто за нежелание видеть гостя.

- Я выиграл два часа времени без наблюдения для нас с тобой. По честному. Два часа только между тобой и мной. Мы можем… взаимоприятно провести эти два часа.

Бентен захрипел, с усилием втягивая в легкие внезапно уплотнившийся воздух. В его расширенных глазах полыхала безумная смесь ненависти и изумления, дикой, бессильной ненависти жертвы смертельного оскорбления, которое нельзя смыть кровью обидчика.

Ройгер слепым не был.

- Черт… послушай… ты напрасно злишься.

Раздался сухой треск рвущейся ткани – пальцы арестанта сжимались на скомканной простыне, оставляя за собой дыры в месте соприкосновения острых ногтей и непрочных нитей.

- Да послушай ты! – Ройгер повысил голос, но благоразумно не делал попытки приблизиться к взбешенному юноше, - Я не собирался оскорблять тебя или выставлять нас обоих на посмешище! Уж извини, мы не имеем возможности провести долгий ритуал знакомства и ухаживания, который удовлетворил бы твою гордость. Мы в равном положении, и имеем возможность получить то, что нам обоим нужно. Подумай об этом, черт возьми!

Юноша промолчал. Ройгер не сводил глаз со стиснутого маленького кулака, который медленно расслаблялся. Дыхание арестанта было сбивчивым и прерывистым.

- Я принес тебе подарок.

Ройгер сдернул шуршащую обертку и аккуратно выставил на стол два бокала и бутылку газированного винного напитка. Немыслимая ценность по тюремным меркам. Совершенно невероятная.

Бентен прижался спиной к кроватной стойке.

«Боже, боже, боже мой, какой стыд… какой стыд, я хочу этого…»

- Я хочу услышать твое решение. Если ты откажешься, я уйду. В постели мне нужен соучастник, а не жертва.

Бентен зажмурился. Сказать «да»… было немыслимо. Лицо покалывало острыми предобморочными иголками, сердце ныло и тяжело дергалось, задыхаясь в тесноте грудной клетки. Но гораздо мучительнее был этот болезненно-сладкий жар в паху, требовательный, невыносимый…

Хлопок открывающейся бутылки хлыстом ударил по нервам, но привел в чувство.

- Мне кажется, тебе это нужно, - холодное стекло коснулось губ, в ноздри ударил дразнящий винный аромат. Бентен, не раскрывая глаз, поднял руку и стиснул бокал, инстинктивно оберегая себя от соприкосновения с пальцами гостя. Сделал несколько жадных глотков, остановился, прислушиваясь к ощущению тепла и легкости, растекающемуся по жилам. Гость был здесь, все еще здесь, тоже пил шампанское и ждал. Ждал, когда Бентен прекратит бесполезную борьбу гордости и желания и скажет «да». Какие могли быть у него сомнения – если он все еще здесь, до сих пор не изгнан, не задушен в ярости, не лежит с проломленным этой самой бутылкой черепом, не зарезан розочкой из разбитого бокала…

Зачем затягивать ожидание?

Он все-таки не смог выдавить из себя ни звука, даже слабо шевельнуть губами в беззвучном согласии. Просто судорожным жестом стиснул ткань куртки у самой горловины и потянул, открывая горло и грудь, словно желая получить больше воздуха. Его поняли правильно. Бережно вынули бокал из онемевших пальцев и чуть приобняли за плечи, привлекая к себе.

По сравнению с великаном гостем альбинос оказался безнадежно маленьким. Ройгер с непонятным самому себе умилением взглянул на это бледное лицо на уровне собственной груди. Глаза арестанта были по-прежнему зажмурены, словно опущенными веками он пытался отгородиться от реальности, от себя самого, от своей слабости. Это оказалось нетрудно, совсем нетрудно. Хотя, разумеется, временный отказ от гормонозаместительной терапии тоже сыграл свою роль, и все-таки Ройгер ожидал большего сопротивления. Но обольщаться рано, рано, нельзя забывать, что вся эта покорность в любой момент может оказаться мнимой и, может быть, даже у Ройгера не хватит сил справиться с хитрым маргиналом, который не зря заслужил себе отдельную камеру в "Консервной банке". Мужчина напрягся, чувствуя бешенное возбуждение от вскипающего в крови адреналина. Да, именно так!

Где-то за ушными раковинами должны быть железы, выделяющие феромоны…

Мужчина наклонился и нежно провел языком через чувствительный участок кожи за маленьким ухом. Пленник дернулся в его руках и тесно прижался бедрами, словно приглашая не стесняться в выражении чувств. Ройгер и не думал стесняться, но торопиться было решительно некуда – за два часа альбиноса можно было успеть медленно съесть живьем и выпить до дна.

Судя по реакции юноши, подчиненная позиция в сексе была для него не в новинку. Ройгер был этому рад – это позволяло не отвлекаться на многие предварительные действия. А уже в разгар любовной игры, когда мужчина совершенно позабыл о внимании к нуждам партнера и исступленно гнался за мигом собственного блаженства, пленник вдруг обрел голос. Звук его хрипловатого стона подхлестнул Ройгера, и он с рычанием, переходящим в долгий выдох облегчения, стиснул зубы на коже белого плеча. Оба медленно, словно боясь расплескать нечто драгоценное, вытянулись на скомканных грязных простынях.

Ройгер с трудом сконцентрировал зрение на циферблате наручного комма и снова уронил голову, прижимаясь лбом к тонкому белому пуху волос на шее арестанта. И тут же словно протрезвел, резко приподнявшись и уставившись на чудовищный, малообъяснимый даже несмотря на всю ярость происходившего, багровый кровоподтек в том месте, где отпечатались полукружья его зубов.

- Осталось недолго, - Соверейн увеличил участок картинки с камеры наблюдения и указал Торсену на место укуса, - При подобном старании твоего человека… может быть, еще неделя. Максимум – две.

Ирсет с недоумением разглядывал изображение.

- Я не понимаю…

- Это просто. Супренат-бэта-геворцин, или просто геворцин в просторечии, самым разрушительным образом действует на сосуды и капилляры киберов. В малых дозах это действие почти не ощутимо, кроме как в известном тебе значительном снижении общего тонуса и некоторой дезориентации, для чего он и используется. Но стоит увеличить поступление препарата, как разрушение кровеносной системы становится быстрым… и на определенной стадии – необратимым. При той ежедневной дозе, что он получает сейчас, он неизбежно умер бы сам максимум через полгода. Но тогда любой специалист обнаружил бы причину смерти в передозировке. Однако физические нагрузки и мощный стресс приведут нашего пациента к нужному результату более естественным путем и на значительно более ранних стадиях разрушения сосудов. Ты теперь знаешь все, что нужно. Заставь его запаниковать – и твоя проблема решится.

- Стоп… - Торсен нахмурился, пораженный собственной догадкой, - Значит все мы, кто дышит этим газом…

Медик достал из кармана баллончик витаминного спрея и пшикнул себе на язык.

- Это средство только для генетически модифицированных киберов. Ты не кибер, надеюсь, Ирсет? А? Кстати, завтра утром я улетаю. Напомни личному составу, что на все запросы ко мне у них осталось несколько часов. И у тебя неделя на то, чтобы придумать фокус со смертельным исходом.

- За этим дело не станет, - усмехнулся Торсен, - Я вычитал в его личном деле все, что нужно.

Соверейн с любопытством посмотрел на шефа.

- Курьеры обсуждали заказ нескольких кибернетических игрушек из детского магазина. Это как-то связано с твоей идеей?

Торсен ухмыльнулся и не ответил.

- Не хочешь поставить на кон своего любовника, а, капитан? – белобрысый рыгнул и запрокинул голову, разглядывая на свет точечных плафонов картинку в стеклянном медальоне. Вокруг оживились, как и всегда, когда речь заходила о новом увлечении Ройгера.

- Ты настолько смел, чтобы трахаться с этой змеей, Кайта? Не боишься проснуться без яиц? Вдруг, ты не в его вкусе!

Ройгер привык отшучиваться, но внутренний голос давно твердил ему – все, все. Как бы ни были хороши эти сладкие часы, проведенные в камере 12891-Z-А, с этим давно пора завязывать. Разоблачения он не боялся, фактически, идею разрешить ребятам время от времени снимать стресс подобным образом подкинул ему сам шеф "Консервной банки". Но превращать единичный эпизод в продолжительную связь было ошибкой. В любом случае, прежнего энтузиазма при встречах заключенный более не проявлял. Ройгер логично связывал это охлаждение с ухудшившимся здоровьем своей пассии – юноша быстро уставал, его не хватало на долгие игры, да и множественные синяки, портившие белую кожу, все не проходили и не проходили.

А ведь за все это время он не сказал Ройгеру ни единого слова.

Все, поигрались - и хватит.

Эти посещения, помимо блаженства удовлетворения телесных потребностей, имели для Бентена и еще один несомненный плюс – уходя, Ройгер всегда активировал водяной насос, даря своему любовнику внеплановую возможность понежиться в струях теплой воды. Юноша пользовался этим даром с той же молчаливой благодарностью, с которой принимал странную терпеливую внимательность со стороны своего тюремщика. Каждый раз, когда за Ройгером закрывалась дверь, Бентен садился на пол под распылителями, закрывал глаза и ждал, когда вода согреет его, наполнит опустошенный разум звуками, смоет следы чужих прикосновений. Это было его молитвой об очищении, его медитацией, счастливейшими минутами в сутках.

В этот раз вода, кажется, была горячей обычного, но мерзнущему телу не стало от этого легче. Наоборот, юноша почувствовал страх, что сейчас задохнется в этом влажном пару, захлебнется им. Ему стало дурно.

Бентен отодвинул дверь душевой кабинки и тяжело повис на ней, хватая ртом воздух. Зеленые и черные круги перед глазами заставляли контуры предметов расплываться и дрожать, сердце словно сдавили в безжалостном кулаке с острыми ногтями… он судорожно всхлипнул и пополз по косяку вниз, надеясь достичь пола прежде чем руки окончательно подведут его. Упал, почти не почувствовав удара телом, и скорчился от новой волны боли в груди. Прошло почти три минуты, прежде чем ему удалось лечь на спину и замереть, глядя в потолок широко раскрытыми глазами.

Одно из темных пятен шевельнулось и скользнуло куда-то навстречу и вбок.

Бентен скосил глаза, пытаясь сконцентрироваться на ближних объектах, и захрипел от ужаса, забившись в панической судороге. Меньше чем в футе от его лица раскачивался на прозрачной нити огромный паук, размером с его ладонь. Юноша отчетливо видел каждую ворсинку на шевелящихся суставчатых лапах. Желудок словно подпрыгнул, во рту всплыл омерзительный привкус желчи. Больше всего происходящее походило на кошмарный сон, в котором ты не в силах удалиться от источника своего ужаса – он хотел закричать, но в легких, кажется, не осталось ни кубика воздуха, горло сдавили спазмы и он только беззвучно разевал рот, напрасно дергая ногами, но ни на дюйм не сдвигаясь с места. Ему казалось, что он сейчас сойдет с ума, обильный холодный пот выступил на разом посеревшей коже, и в этот момент паук плавно спустился ниже и коснулся его голой груди.

Кажется, он кричал, извиваясь на холодном пластике, и все бил, бил руками по собственному телу, пытаясь отбросить мерзкую тварь, а потом застыл, глядя остекленевшими глазами в ребристый потолок, и раз и навсегда перестав чего-либо бояться.

- Твой шаттл уже в пути, Соверейн? Несколько минут назад скончался заключенный 12891-Z-А, мне требуется медицинское освидетельствование.

Ральф стиснул подлокотники.

- Вы ничего там не трогали? Вы убедились в том, что это состояние необратимо? Я буду через два часа.

- Твой помощник утверждает, что его вмешательство пациенту уже не нужно.

- Тогда оставьте все, как есть… я скоро буду.

Тело унесли. Медик стянул с рук перчатки и присел на кровать, машинально оглядывая маленькое помещение. На шероховатой поверхности пола выделялась блестящая леска, извилистым следом уходящая в темноту под узким спальным местом. Ральф нагнулся и с любопытством потянул за слабо сопротивляющуюся нить, выволакивая из по кровати мохнатый ком.

- Ах ты черт!!!

Торсен покосился на отпрыгнувшего с проклятиями медика, подобрал паука и сунул его в карман куртки, тщательно сматывая леску. На лице Ральфа выразилась крайняя степень отвращения и шока.

- Сумасшедший… это же опасно! Что если он сбежит?

Торсен уложил пук паутины в карман к хозяину и вздохнул.

- Господи, но это же просто игрушка. Ты-то, я надеюсь, не боишься игрушек?

Соверейн побледнел и перекрестился, внезапно вспомнив о позабытой еще в детстве религии.

- Никакого криминала! – улыбнулся Ирсет, - Никто даже пальцем не прикасался к нашему клиенту. Идем.

- Господи боже мой… - Соверейн машинально вытер ладонями лицо и еще долго смотрел вслед уходящему по коридору Торсену.

Дэлейн всхлипнула, вытерла капающие слезы и свернула окно редактора. Сегодня перечитывать написанное было бы кощунством - она достаточно выплакалась в процессе сочинения, и хотела оставить немного переживаний на будущее.